«Очень трудно сесть так, чтобы смычком не задеть соседа»
Дирижер Дмитрий Лисс – о том, почему рассадка музыкантов в оркестре так важна
От того, как сидят музыканты в оркестре, действительно зависит многое. В февральском номере журнала «Вокруг света» были представлены два способа рассадки исполнителей: немецкий и американский.
По традиционной схеме, появившейся во времена Бетховена, предполагалось, что инструменты с более «прозрачными» и высокими тембрами должны находиться впереди, а низкие – сзади. Нарушить эту схему осмелился американский дирижер Леопольд Стоковский в 40-е годы прошлого века. (ФОТО)
Как оказалось, существуют и другие схемы рассадки музыкантов в оркестре. О них специально для UMM рассказал художественный руководитель и главный дирижер Уральского академического филармонического оркестра, народный артист России, лауреат Государственной премии России Дмитрий Лисс:
«Должен сказать, что существуют и другие варианты рассадки оркестра, кроме упомянутых в статье. Например в БСО Большом симфоническом оркестре имени Чайковского контрабасы находятся позади оркестра и стоят лицом к публике. Есть оркестры, и их довольно много, в которых справа от дирижера сидят альты, а не виолончели или вторые скрипки…
Думаю, в большинстве оркестров России, в том числе и в нашем, принят американский вариант, хотя, например, в РНО (Российском национальном оркестре) и ЗКР (Заслуженный коллектив России Академический симфонический оркестр Санкт-Петербургской филармонии) – немецкий. Иногда, кстати, и наш оркестр садится «по-немецки» – в зависимости от пожеланий дирижера и исполняемых произведений.
У обоих основных вариантов есть свои достоинства и свои недостатки. Так, в немецком варианте в более выгодной акустической позиции оказывается группа вторых скрипок, но при этом им намного труднее играть в ансамбле с группой первых скрипок. А в нашем зале (Большой концертный зал Свердловской филармонии) эти трудности значительно усиливаются из-за особенностей акустики. Кроме того, внутри каждой рассадки тоже существуют разные варианты – например, в разных местах может находится группа валторн, ударных, арфы и так далее. Это зависит во многом от акустики конкретного концертного зала. Бывало, на гастролях нам приходилось изменять привычную схему, чтобы добиться большей сбалансированности звучания.
Вообще, должен сказать, что в нашем зале очень трудно найти идеальную схему рассадки оркестра. Во-первых, размеры сцены очень невелики, и при исполнении произведений, в которых задействован полный состав оркестра (а бывает, что и с дополнительными музыкантами, и с хором), часть артистов оказывается буквально за пределами зеркала сцены. При исполнении кантатно-ораториальных произведений практически никогда не бывает задействована вся группа струнных инструментов – ее приходится сокращать, иначе для хора просто не останется места. Естественно, ничего хорошего в таком сокращении нет. А если в оркестре участвует орган, начинает страдать группа медных духовых, да и ударным приходится потесниться.
Вообще, при большом составе оркестра музыкантам на сцене крайне некомфортно во всех смыслах. Очень трудно сесть так, чтобы смычком не задеть соседа. Я недавно на репетиции (хорошо, что не на концерте!) обрушил палочкой ноты с первого пульта альтов. Постоянно под удар палочки попадают микрофонные стойки (представляю, что при этом испытывают слушатели трансляций). Духовики не могут поднять инструменты, чего требует, например, постоянно в своих симфониях Густав Малер – мешают близко стоящие пульты. Слышат музыканты друг друга неважно, а до медных духовых звук струнных доходит со значительным опозданием. И добиться ансамбля на нашей сцене намного труднее, чем на сценах многих замечательных концертных залов, в которых нам доводилось выступать. И этого никакими вариантами рассадки, увы, не исправить, ресурсов для улучшения акустики уже нет. Будем верить, надеяться и бороться за новый концертный зал!»